Родилась 24 октября 1942 года в городе Фрунзе (Киргизская ССР, СССР). Умерла 4 апреля 1985 года в возрасте 43 лет в Мурманске (РСФСР, СССР).
О ПОДРОСТКАХ
Шестнадцать лет–это тот возраст, когда человек уже сформировался, научился думать, делать выводы и вместе с тем сохранил в себе что-то ребячье, доверчивое. В эту пору душилюдские обладают особой хрупкостью, незащищенностью, требуют к себе отношения предельно осторожного, деликатного…
Десятиклассники, на вид вполне взрослые юноши и девушки, готовящиеся шагнуть через школьный порог, остро, даже болезненно воспринимают неверие в них, взгляд свысока, менторство.
Юные мои соратники активно не желали, чтобы картина оставляла хотя бы малейший привкус неискренности, приблизительности, неестественности. Точно также они не принимали архаичность, несовременность многих своих сверстников на экране. И чтобы они сыграли то, к чему мы все сообща стремились, надо было дать им свободу. Свободу жизни в кадре и веру в предлагаемые обстоятельства. А это серьезное испытание для режиссера…
В письмах, которые я получаю, можно найти все: боль родителей и детскую боль, жалобы, обвинения и безжалостные приговоры себе. Все страдают, всем нужна помощь, и какую бы проблему ни затронули мои зрители, вывод один: мы стали жестокими и равнодушными, равнодушными и жестокими.
В человеке ведь столько заложено от природы, но как много нужно дать, чтобы помочь ему вырасти Человеком!
Сейчас, по-моему, ощутима нехватка таких людей, которые могли бы помочь. Ведь знать это одно, а уметь совсем другое!
Читая иногда письма, я думаю: а может быть, зря мы придумали нашего Пашу Антонова в «Пацанах»? Может, это «святая ложь»? Но нет, одергиваю я себя, людям нужен такой человек, с которым можно было бы поделиться самым сокровенным, поговорить на «ты», Человек с большой буквы, человек, оправдывающий звание Человека.
Термин «трудные подростки» придумали взрослые. И как бы отгородились от сложностей жизни этих ребят.
Я убеждена, что все дети рождаются одинаково хорошими, но не рождаются одинаковыми.
Наша традиционная система воспитания детейимеет одну трудность: общее стремление унифицировать, привести к общему знаменателю. Это очень хорошо заметно в школе, однако, начинается все же в семье. Ведь именно родители, прежде всего мать, должны открыть ребенку его самого.
Взрослые методически, целенаправленно ограничивают индивидуальность ребенка. Они порой, не разобравшись, говорят ему: «Ты лжешь!» А он всего лишь фантазирует, выражая себя. Одиночество трудных детей, на мой взгляд, –это общая наша беда.
Откуда же эта нравственная глухота и слепота? Когда и где закончилось воспитание духа растущего человека? Мы очень много времени тратим на разговоры по этому поводу. По поводу, но мало сути! Мы вообще забыли про рост душевного качества, а еще думаем про прогресс!
Нынешние молодые свободнее и раскованнее нас, прежних, в своем мировоззрении и поведении, но у них зато пропало самое ценное: потребность внутреннего мира, потребность быть собой, думать, кто ты и зачем. Желание жить хорошо есть, а внутри –полная бездуховность.
Природа человека в своем росте остановилась, этого предмета нет нигде: ни в школе, ни дома. Да и откуда ему взяться, если мы, взрослые, большей частью спим наяву, живя в тепле и уюте?! Так, кто виноват?
Мне кажется, случилось страшное: произошел разрыв в поколениях. После войны не было ничего, но было главное –сочувствие, сотоварищество людей, а дальше началось потребительство.Главным стало накормить и одеть, а духовного воспитания никого, просто ноль. Началось дикое соревнование, у кого чего больше. Разучились просто чай пить. Просто разговаривать со своими ближними и с детьми.
Сперва мы выше своих детей: мы-то все знаем, а они ничего. А потом наоборот: дети все знают, а мы нет, это похоже на перелив из одного сосуда в другой, когда единения нет, химической реакции не происходит, третьего качества не получается. И отсюда стена, разрыв. Восстанавливать же намного труднее, чем терять, ведь пропасть растет.
Самым главным, самым важным, высшим мерилом человеческого качества я считаю отдачу, бескорыстную отдачу другому, ближнему или дальнему, своего времени, своего здоровья, всего себя. Именно эта способность должна, на мой взгляд, лежать в основе учительства в самом широком его понимании.
Когда-то Махатма Ганди высказал замечательную мысль: только образом своей жизни можно воспитать человека. Также думали и другие великие Учителя:Сухомлинский, Макаренко. Для того, чтобы быть Учителем, необязательно преподавать. Я никогда не забуду своей бабушки, которая, не окончив ни единого класса, преподала мне все уроки нравственного, научила, что такое вообще нравственность. От нее, пожалуй, я поняла, что «не убий» значит, прежде всего «не убий самого себя». То же и с любовью, хотя это совсем не одно и то же, что эгоизм.
Эстафету моего духовного воспитания подхватил человек, с которым мне посчастливилось жить рядом, мой любимый Учитель Михаил Ильич Ромм. О нем я не забываю ни на минуту и часто разговариваю с ним про себя. Его уже нет с нами, но я все равно считаю его своим современником.
О КИНО
Кино –это зеркало, в котором отображается мое понимание жизни.
За что я люблю кино? За то, что оно жизнь, которая течет со мной вместе. Это такое огромное искусство, которое действует эмоционально, чувственно, по движению жизни моей я и плачу, и страдаю, и смеюсь…
Я видела, как смотрели «Обыкновенный фашизм» молодые люди впервые. Они вышли из зала ошарашенные, очищенные. Сделанная четырнадцать лет назад картина оказалась современной и нужной людям сегодня.
Сейчас как-то все потянулись к кино. Оно нынче играет большую роль в жизни людей. И вот когда был задан вопрос моим зрителям, что они хотят получить от картины, ответ был: помощь. Действительно, про художественные качества говорят очень мало, зато проблемы, если они поставлены остро, люди сразу начинают обсуждать. Значит, кино наталкивает их на размышления о мире и о себе, а это так важно!
Для меня как режиссера сценарий –это только повод к импровизации.
Странное, заметьте, дело: вот ведь никто не обижается, когда говорят «режиссер должен умереть в актере». Привыкли, что ли. Но если сказать «сценарист должен умереть в режиссере» хлопот не оберешься. А ведь, если вдуматься, сценарист должен умереть дважды: сначала в режиссере, а потом в актере. Такая уж у него профессия.
Я, конечно, понимаю, что процесс съемок интересен и даже в какой-то мере загадочен, как всякий творческий акт, и зрителю всегда интересно знать, как снимается фильм, как работает тот или иной режиссер или актер. Но ведь есть же пределы! Съемочная площадка –это наша кухня. И у нас есть свои профессиональные секреты и даже тайны.
Мало ли каким способом иногда приходится создавать на площадке нужную атмосферу или привести актера к нужному состоянию! Если нужно, я могу для этого и на голове постоять, но это вовсе не значит, что об этом должны знать все.
Конечно, драматург первичен, а сценарий, конечно же, – основа фильма. Но ведь фильм существует как единое целое! Когда фильм снят, сценарий уже умер. Вот прекрасная диалектика: сценарий умирает в фильме, но рождается КИНО!