С наступлением ноябрьской ночи, темной и длинной, становится еще хуже. Нет, это не сон, а трясина, капкан… Дневной свет угасает, и город, не знающий ласки, погружается во мрак. Тьма бесшумно скользит по безлюдным улицам, заглядывает в окна, заползает сквозь щели в дома и накрывает холодом подземелья еще неокрепшие сердца.

«Ноябрь – месяц сложный, необычный, мистический, – сказали бы язычники, – предупреждая: – С приходом ноября шутки не шути, сумерки года наступают, врата мира тонкого открыты». Индейский колдун Дон Хуан, сказал бы, играя словами, протягивая мескалиновый пейот: «Сумерки – трещина между мирами, место, где стирается  грань между миром живых и мертвых».

Сумерки,  как жаль, что это волшебное слово испортило плохое, нудно-затянутое кино. Но все же, вероятно, мудрый шаман прав, неслучайно многие народы верят и сегодня, что ушедшие приходят к живым в ноябре. А посему так важно быть готовым к встрече с ними. Отдать должное делам, что они совершили, поставить песни, которые любили, и удержать в себе, в своем сердце, эту хрупкую, ускользающую красоту памяти прошлого.

В материале Анны Ворониной о гумбезах есть замечательная фраза: «По отношению к мертвым судят о живых». Так кто же мы, живые? Очерствевшие, равнодушные, непомнящие. Оттого ли не ценим и не любим живых, потому что мертвые забыты. И что мы сделали сегодня для того, чтобы помнить? Как нам сохранить должным образом память о тех, кто оставил шепот своего голоса в ожидании быть открытым, услышанным в письмах, книгах, фильмах и музыке?